П.Ф.Подковыркин |
27 ФЕВРАЛЯ 1812 Батюшков из Петербурга пишет Вяземскому в Москву: «Всякий день вспоминаю о Москве; зачем я здесь? — и сам не знаю. Ищу друга по сердцу и не нахожу <...> Пиши ко мне почаще и не забудь сказать Жуковскому, что его Батюшков очень любит. Он, я думаю в Москве». (КНБ – Т.2 – С.205-206). 12 АПРЕЛЯ 1812 Письмо Батюшкова из Петербурга в Белев Жуковскому. Напоминает, что «уже более года, как я расстался с тобою». Упрекает Жуковского за отсутствие писем от него: «от тебя ни строчки не имею и верно, не мог бы знать, жив ли ты или умер, если б Тургенев и Вяземский меня не уверили, что ты жив и здоров, и потихонечку поживаешь в своем Белеве, как мышь, удалившаяся от света». Заверяет Жуковского в неизменности своей дружбы? «Но где бы ты ни был, любезный друг, Батюшков тебя везде найдет, ибо он тебя любит и почитает». Сообщает о событиях года, прошедшего со времени «печального отъезда» Жуковского из Москвы: женитьба Вяземского, свое шестимесячное уединение в деревне, недавний приезд в Петербург. Высказывает надежду увидеться с Жуковским в Петербурге, где скучает. О петербургских знакомых: о коротком знакомстве с Д.Н.Блудовым, которому Жуковский наговорил о Батюшкове «много доброго». Еще раз зовет Жуковского в Петербург: Блудов «мил», но «милее» Жуковского «нет ни одного смертного», Тургенев «очень любезен, и умен, и весел, но все-таки не Жуковский», «Дашков имеет большие сведения <...>, но и он все-таки не Жуковский. Тебя мне надобно! Приезжай сюда, мой милый друг!» Иронизирует над «Беседой...», сравнивает ее с Московским обществом любителей российской словесности: «Я радуюсь их успехам без всякой зависти, в полной надежде, что они вылечат мою бессонницу, которой я подвержен с тех пор, как начал писать стихи без твоего присмотра». С письмом Батюшков передает Жуковскому послание к Пенатам и просит его «строгой критики». Пожелания: «будь здоров, счастлив и счастливее прошлогоднего. Не забывай меня, не забывай Батюшкова, который умеет дорожить твоей дружбой». В постскриптуме сообщает, что И.И.Дмитриев часто «о тебе вспоминает». Напоминает и спрашивает о задуманной совместной работе над изданием сочинений М.Н.Муравьева: «Что ты делаешь с сочинениями Михаила Никитича? Не стыдно ли так долго держать и ничего не сделать?!!!» В заключение призывает ответить на письмо: «Адресуй письмо Блудову, если мне отвечать будешь, в чем я не сомневаюсь» (КНБ – Т.2 – С.208-210). К.Н.Батюшков – В.А.Жуковскому. 12 апреля 1812. <Петербург>
Любезный и милый друг Василий Андреевич! Тому уже более года, как я расстался
с тобою, а от тебя ни строчки не имею и, верно, не мог бы знать, жив ли
ты или умер, если б Тургенев и Вяземский меня не уверили, что ты и жив,
и здоров, и потихонечку поживаешь в своем Белеве, как мышь, удалившаяся
от света. Но где бы ты ни был, любезный друг, Батюшков тебя везде найдет,
ибо он тебя любит и почитает. Сколько происшествий со времени твоего печального
отъезда из Москвы! Вяземский женился, как путный человек, но я не был
свидетелем его чудесной женитьбы: я уже был в деревне и долго не мог поверить
сему последнему диву. Прожив в совершенном уединении шесть месяцев, я
приехал в Петербург, бог знает зачем, и вот теперь здесь помаленьку поживаю
в приятной надежде с тобой увидеться на берегах Новы, которые — признаться
тебе — во сто раз скучнее наших московских. И я умер бы от скуки, если
б не нашел здесь Блудова, Тургенева и Дашкова. С первым я познакомился
очень коротко, — и не мудрено: он тебя любит, как брата, как любовницу,
а ты, мой любезный чудак, наговорил много доброго обо мне, и Дмитрий Николаевич
уж готов был меня полюбить. С ним очень весело. Он умен, как ты, но не
столько мил, признаться тебе: милее тебя нет ни одного смертного. Тургенев
тебя ожидает нетерпеливо и в ожидании твоего приезда завтракает неисправно.
Этого человека я давно знаю и люблю, ибо он очень любезен, и умен, и весел,
но все-таки не Жуковский. Тебя мне надобно! Приезжай сюда, мой милый друг!
Мы тебя угостим и бифстексом, и Беседой, которая ни в чем не уступит Московской
богадельне стихотворцев, учрежденной во славу бога Морфея и богини Галиматьи,
которым наши любезные товарищи приносят богатые и обильные жертвы. Я радуюсь
их успехам без всякой зависти, в полной надежде, что они вылечат мою бессонницу,
которой я подвержен с тех пор, как начал писать стихи без твоего присмотра.
Вот тебе образчик: послание к Пенатам, которое подвергаю твоей строгой
критике. Прочти его и переправь то, что заметишь; если и вся пиеса не
годится, – скажи. Я ее сожгу без всякого замедления; а если понравится,
– похвали: я имею нужду в твоей похвале, ибо ее ценить умею. Не поленись,
мой милый друг, пересмотреть и переправить ошибки и свои замечания пришли
поскорее: я хочу ее печатать. Прости, будь здоров, счастлив и счастливее
прошлогоднего. Не забывай меня, не забывай Батюшкова, который умеет дорожить
твоей дружбой. P.S. И.И.Дмитриев
часто о тебе вспоминает. Кстати: что ты делаешь с сочинениями Михаила
Никитича? Не стыдно ли так долго держать и ничего не сделать?!!! <10 МАЯ 1812> Батюшков из Петербурга в письме Вяземскому благодарит его за замечания на послание «Мои пенаты» и сообщает, что экземпляр послания «послал к Жуковскому и с нетерпением, смешанным со страхом, ожидаю его ответа» (КНБ – Т.2 – C.214). <КОНЕЦ АПРЕЛЯ–ИЮНЬ 1812>
В этот период времени Жуковский написал Батюшкову письмо, которое
тот получил, но которое не сохранилось. Содержание его частично может
быть реконструировано по ответному письму Батюшкова от июня 1812 г.
(КНБ – Т.2 – С.219-222). «План послания к Батюшкову
К тебе в приют спешу – готовь вино, укрась цветами своих пенатов, с нами
Вяземский и его милая подруга: он рано отошёл от бурь и счастлив. Посвятим
вечер друж<ескому> разговору. При гласе весенних соловьев. – Смотрю
на твое уединение; тишина и веселость наполняют душу мою. – Здесь должен
жить певец. О счастливый жребий поэта. Знаешь ли что рассказывал один
вдохновенный. Раздел земли. С тех пор ничто земное не приближается к поэту.
[И этот миф. Заботы ему неизвестны; светские причуды, хитрости придворные,
он знает об них послуху; его мир: там фантазия, невинность. Посредственность
сторож его спокойствия; слава иногда заглядывает, но не та беспокойная
слава, а милая родная сестра надежде, как она ясная и непорочная.] [Посетит
ли его несчастие, разрушиться ли его надежде, он скрывается в этот приют
и там возвращает себе воображением потер<яное> в жизни. Счастлив
когда с сими мечтательными благами соединяет некоторые сущ<ественные:>
дружество и семейство. Для поэта нужно собрать в тесном круге великое
и на всю жизнь. Мой друг, брось своих Лаис, которые уничтожат и чувствит<ельность>,
и развратят душу.] [Любовь поэта. Ищи её мой друг. Тогда ее <пиши>,
посвяти ей все чувства: да будет она твоим гением, твоим спутником. Но
страшись разрушить: Увы! Тогда не уйдёшь от скорби и в твоём идеальном
мире, и туда последует за тобою милый образ и будет смушать твою душу.]
— Прости. Скажи Блудову и Тургеневу, чтобы ждали меня на берегах Невы
и <нрзб.> Между тем пиши более. <Ж>» МАЙ 1812 В «BE» № 9–10 напечатано послание Жуковского «К Батюшкову» <ПЕТЕРБУРГ. ИЮНЬ 1812>
Батюшков пишет письмо Жуковскому <в Белев?>. К.Н.Батюшков — В.А.Жуковскому. <Петербург. Июнь 1812.>
Благодарю тебя, мой милый и любезный друг, за твое письмо, в котором я
имел истинную нужду. Первое — потому что я тебя люблю, а второе — потому
что я имею нужду в твоей похвале или брани. Твои отеческие наставления
— как писать стихи, я принимаю с истинною благодарностию; признаюсь однако
же, что ими воспользоваться не могу. Я пишу мало, и пишу довольно медленно;
но останавливаться на всяком слове, на всяком стихе, переписывать, марать
и скоблить, — нет, мой милый друг, — это не стоит того: стихи не стоят
того времени, которое погубишь за ними, а я знаю, как его употреблять
с пользой: у меня есть, благодаря бога, вино, друзья, табак... Я весь
переродился — болен, скучен и так хил, так хил, что не переживу и моих
стихов. Тогда поминай как звали! Шутки в сторону: я сам на себя не похож,
и между тем как ты с друзьями, или музой, или с нимфою, или с чертями,
которых я люблю как душу с тех пор, как ты им посвятил свою лиру, между
тем как ты наслаждаешься свободою, сельским воздухам, Tu
jouis du printemps, du soleil, d’un
beau jour (перевод: «Ты радуешься весне, солнцу, хорошему дню»),
— я сижу один с распухшею щекою, с больным желудком и гневаюсь на погоду
и на стихи, только не на свои, разумеется (ей-Богу, их никогда не читаю),
а на чужие, мой друг; на стихи наших Москвичей, которые час от часу более
и более пресмыкаются, на стихи наших Невских гусей, которые что день,
то ода, что неделя, то трагедия, что месяц, то поэма, и все так глупо
и плоско... Я забыл, что лекарь мне не велил сердиться! Утешь нас, мой
милый друг, пришли нам своего Драйдена, который, конечно, доставит нам
несколько приятных дней. Пришли нам свое послание к Плещееву, которое,
говорят, прелестно. Пришли нам свою балладу, которой мы станем восхищаться
как «Спящими Девами», как «Людмилой»; пришли нам. Бога ради, все, что
имеешь нового, если не на похвалу, так на съедение, и будь уверен, что
никто, кроме нас, без твоего разрешения ни строки не увидит. Пришли мне
твое послание, которое я ожидаю с нетерпением, как свидетельство в храм
славя и бессмертия, и — что всего лестнее для моего сердца — как свидетельство
твоей дружбы к бедному, хилому Батюшкову, который тебя любить умеет. Я
бы тебе поговорил поболее о Дм. Ник. Блудове, если б он этого письма не
прочитал. Дашков тебе приписывает. О Тургеневе скажу тебе, что он очень
рассеян, занят делами и — подивись этому! — какою-то Лаурою: он влюблен
не на шутку. Поблагодари его за меня, любезный Жуковский. Тургенев мне
оказал много услуг, и я очень, очень худо отвечаю на доброе мнение, которое
он обочине имеет. Твоей дружбе я обязан его ко мне добрым расположением.
Еще раз: если будешь писать к ному, поблагодари его за меня и докажи ему
собственным примерам, что поэт, чудак и лентяй — одно и то же, чтоб он
не удивлялся моему поведению и характеру, которые совершенно сообразны
с ленью и беспечностью, и докажи ему, что без лени я писал бы еще хуже
или не писал бы ничего. Буди с тобою сила Аполлонова и благословение дев
парнасских!
Прости, будь счастлив и здоров; приготовь мне эпитафию и не забудь в ней сказать, что я любил тебя, как друга. Твой Батюшков [Далее следуют две приписки — А.И.Тургенева и Д.В.Дашкова] (КНБ – Т.2 – С.219-222). 1 ИЮЛЯ 1812
Батюшков из Петербурга в письме к Вяземскому в Москву спрашивает о Жуковском
и просит прислать сочинения его: «Что делает Балладник? Говорят, что он
написал стихов тысячи полторы, и один другого лучше! Вот кстати, говоря
о нашем певце Асмодея, сказать можно: чем черт на шутит! Пришли мне Жуковского
стихов малую толику, да пиши почаще <...>» (КНБ – Т.2 – С.223) <ВТОРАЯ ПОЛОВИНА> ИЮЛЯ 1812
Батюшков из Петербурга в письме Вяземскому в сообщает свое мнение о двух
балладах Жуковского — «Светлана» и «Двенадцать спящих дев»: 21 ИЮЛЯ 1812 Батюшков из Петербурга в письме Вяземскому в Москву пишет, что не имеет денег поступить в армию, перечисляет знакомых: Северин остается при иностранной коллегии, Вяземский вступил поручикам в ополчение; задается вопросом: «Что-то будет делать Жуковский?..» (КНБ – Т.2 – С.224) <ВТОРАЯ ПОЛОВИНА АВГУСТА 1812> Батюшков пишет Вяземскому из Москвы: «Я приехал несколько часов после твоего отъезда в армию <...> Где Жуковский?» (КНБ –Т.2 – С.229). 3 ОКТЯБРЯ <1812> Батюшков из Нижнего Новгорода пишет письмо Вяземскому в Вологду: «Время все уносит и самые горести; со временам будем еще наслаждаться дарами фортуны и роскоши, а пока дружбою людей добрых, в числе которых и я: ибо любить умею моих друзей, и в горе они мне дороже. Кстати о друзьях: Жуковский, иные говорят — в армии, другие — в Туле. Дай бог, чтобы он был в Туле и поберег себя для счастливейших времен. Я еще надеюсь читать его стихи, милый друг, надеюсь, что не все потеряно в нашем отечестве, и дай Бог умереть с этою надеждою» (КНБ – Т.2 – С.233) 7 ДЕКАБРЯ <1812>
Батюшков из Нижнего Новгорода в письме Вяземскому в очередной раз спрашивает
о судьбе Жуковского: «Где Жуковский? ему дали Владимира? правда ли это?»
(КНБ – Т.2 – С.238). |