Вопросы
Так называемая «южная ссылка» Пушкина стала
следствием его слишком вольных стихов, распространявшихся в Петербурге в
1817-1819 гг. (например, ода «Вольность»). Однако формально никакой ссылки не было,
Пушкина направили на новое место службы. 6 мая 1820 года он выехал из
Петербурга на юг, в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), с назначением в
канцелярию генерала-лейтенанта И.Н.Инзова Инзову одновременно было направлено
специальное письмо, в котором
излагались факты виновности поэта. Письмо, однако, возымело обратное
действие. Инзов отличался человеколюбием (даже имел орден Почётного легиона за
гуманное обращение с пленными французами),
был человеком современных взглядов (увлекался модными тогда масонскими
идеями), поэтому письмо об опальном поэте оказалось для него хорошей
рекомендацией. Инзов сразу взял Пушкина под свою опеку.
Дорога, оторвав от суеты столичной жизни, дала
Пушкину возможность осмотреться, спокойно осмыслить события последних лет. Итоги
были такие: в Петербурге Пушкин стал поэтом, причём не только в собственных
глазах, но и в глазах общества. Период ученичества, начавшийся еще в Лицее, где
в 1813 году поэт написал своё первое стихотворение, был окончен, теперь уже не
наставники по литературе (В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, В.Л.Пушкин и др.), а он
сам должен определять судьбу своего творчества. Как жить дальше? Как писать?
Эти мысли и вопросы изменили настроение и психологический облик Пушкина. Вместо
взрывного и страстного автора «Вольности», восклицавшего «Тираны мира,
трепещите!», теперь мы видим другого Пушкина — он стал сдержаннее,
ответственнее. Ему пришло ясное понимание того, что отныне его жизнь неразрывно
связана с поэзией, за каждое слово в стихе он несёт ответственность, его стихи
влияют на его судьбу — ведь именно из-за стихов он оказался на пути в «южную
ссылку». Это новое настроение Пушкина по сути дела было романтическим
мироощущением «жизнь и поэзия — одно» (1). Именно
это мироощущение стало для Пушкина в период «южной ссылки» точкой опоры, в этот
период он создаст «не только совершенно неповторимое искусство слова, но и
совершенно неповторимое искусство жизни» (2).
Суть романтического типа
поведения заключается в высокой культуре чувств и сердечных переживаний, а если
ещё точнее — в душевной тонкости, способности ощущать, замечать и выражать
самые тонкие, почти неуловимые оттенки чувств, в умении различать и
пользоваться разными стилями поведения, сознательно ориентируясь на
определенные типы романтических литературных героев (мрачный Демон, страдающий
Вертер, неистовый Дон-Жуан и т.д.). Романтик не только себе отводит одну из
таких «ролей», но и «раздаёт» их окружающим. Так рождается характерное для
романтиков ощущение второй реальности: здесь
в повседневной жизни человек ходит на службу, заботится о пропитании, об
одежде, решает самые обычные житейские вопросы, но одновременно с этим романтик
ощущает себя принадлежащим ещё одному миру — там он представляет себя, например, особым избранником, которого не
понимают окружающие , поэтому он бежит от пустой и бездушной «толпы» и в
уединении посвящает себя сложнейшим вопросам о смысле жизни, о судьбах народов
и т.п. Романтическое поведение могло принимать самые разные формы, например:
человек испытывает одиночество, разочарованность, равнодушие к жизни и
удовольствиям, «преждевременную старость души», как следствие, к нему приходит
неутолимое желание странствовать, скитаться и грустить при этом о покинутой
родине (о преданной любви, об оклеветанной дружбе и т.д.), понимая с тоской,
что впереди полная неизвестность… Подобная «старость души» (свойственная,
например, Онегину, Печорину) обычно имела два варианта, две причины: или
политическую (например, бегство от несправедливых законов цивилизованного
общество к «диким» народам), или любовную (например, неразделенная любовь
заставила влюбленного покинуть свет и вытравить в себе способность любви
вообще). Такая романтическая мифология человека была в моде в современную
Пушкину эпоху и сам Пушкин в период «южной ссылки» тоже включается в эту эстетическую
игру.
17 мая Пушкин прибыл в Екатеринослав на место
службы. Случилось так, что ещё не приступив к своим служебным обязанностям,
Пушкин, искупавшись в Днепре, простудился и Инзов отпустил его лечиться на
Кавказ на 2 месяца. По дороге в Гурзуф на палубе брига «Мингрелия» Пушкин
написал элегию «Погасло дневное светило…», ставшую началом романтического периода в творчестве поэта. В Гурзуфе он жил
до сентября: читал любимых поэтов-романтиков (Байрона, А.Шенье), «купался в
море и объедался виноградом».
В обратный путь в сентябре Пушкин отправился верхом
— через Крым (Алупка, Симеиз, Севастополь, Бахчисарай, Симферополь), через
Одессу в Кишинёв, куда к тому времени была перенесена канцелярия генерала
Инзова. В Кишинёве жизнь протекала не так тихо как на Кавказе и в Крыму,
напоминала столичные проблемы. В Кишинёве Пушкин прожил с сентября 1820 по июль
1823 года, и эти годы стали заметным этапом в его жизни.
Однако ещё более важным этапом стало пребывание в
Крыму, хотя оно продолжалось всего нескольких недель. Здесь родились новые и
развились прежние поэтические замыслы поэта, здесь пейзажи Крыма и Кавказа дали
наглядный материал для романтических представлений, романтизм оказался правдой,
живой реальностью. Необычный экзотический мир Кавказа, незнакомая речь и нравы
горцев воспринимались поэтом как особенный романтический мир, как романтическое
там. Интересно, что сама жизнь
«помогала» романтизму — Пушкин поселился в стоящем на отшибе доме Инзова и
остался там жить после землетрясения, в полуразрушенном доме, окружённом
запущенным разросшимся виноградником и пустырём. Всё это точно соответствовало
образу «беглеца», «добровольного изгнанника», каковым себя Пушкин в то время
ощущал. Неслучайно именно здесь написаны знаменитые романтические произведения
поэта: поэмы «Кавказский пленник», «Гавриилиада», «Братья-разбойники»,
стихотворения «Чёрная шаль», «Кинжал», «Чаадаеву», «Наполеон», «К Овидию» и др.
— все они объединены образом автора-«беглеца».
В
это время в стихах Пушкин создаёт себе «вторую», поэтическую, биографию. Вот
примеры. Когда Пушкина перевели в Одессу, он на несколько дней возвращался в
Кишинёв и так на это отозвался в стихах:
«…мне стало жаль
Моих покинутых цепей»,
хотя
Кишинёв — не тюрьма, и Одесса — не освобождение. Сказалась «исполняемая» Пушкиным
роль романтического героя (ср. в поэме Байрона «Шильонский узник» подобное
поведение героя: «Я о тюрьме своей вздохнул»). В эту же роль входила потаённая
любовь, и это тоже сыграл Пушкин в письме Бестужеву по поводу публикации
стихотворения «Редеет облаков летучая гряда…»: Пушкин будто бы расстроился
из-за того, что некая «она», то есть его тайная возлюбленная, прочитает стихи в
журнале и обидится, хотя, как выяснили исследователи, никакой тайной любви не
было, была лишь красивая романтическая легенда (3).
Помимо роли
романтического героя Пушкину приходилось постигать неприятную житейскую
реальность: нехватка денег заставляла его искать новые выгодные взаимоотношения
с книгоиздателями, политические события в Молдавии дали возможность увидеть
важнейшие события эпохи не в романтическом ореоле, а во всей наготе правды. В
январе 1821 года вспыхнуло восстание в турецкой Молдавии под руководством
Тудора Владимиреску, вслед за которым генерал А.Ипсиланти переправился за
границу России и призвал греков Оттоманской империи к восстанию — Пушкин
оказался в самом центре событий и видел как революционный энтузиазм, так и
раскол в лагере восставших (между крестьянами и аристократами, между
молдаванами, румынами и греками), был свидетелем совсем не поэтических
взаимоотношений между руководством восстаниями, командованием русской армии и
деятелями тайных политических обществ в России. Всё это дало Пушкину поражавшую
многих ясность и трезвость взгляда на жизнь, взгляда без романтического
«фильтра».
Особенностью романтического
поведения Пушкина было то, что он уверенно строит свою личность, используя
разные романтические «роли», но не поддаётся ни одной из них полностью, ему не
нравится быть
«…Мельмотом,
Космополитом, патриотом,
Гарольдом, квакером,
ханжой.»
Между
тем сохранять свою жизненную «линию» Пушкину было совсем не просто. «…
«Коллежский секретарь» и «стихотворец»
в мире, в котором всё определялось чинами, человек без средств,
постоянно погруженный в денежные заботы, в обществе людей обеспеченных и широко
тративших деньги, штатский среди военных, двадцатилетний мальчик среди боевых
офицеров или важных молдавских бояр, Пушкин был человеком, чьё достоинство
подвергалось ежечасным покушениям… Он всё должен был завоёвывать сам — без
чинов, без протекций, без денег…» (4). Опорой
для Пушкина была внушённая ему Чаадаевым глубокая вера в собственное
достоинство. В это разгадка многочисленных дуэлей Пушкина в Кишинёве — он
бдительно охраняет право на «самостояние».
Общение Пушкина с декабристами —
М.Ф.Орловым, В.Ф.Раевским — важный эпизод кишинёвской жизни поэта. Пушкин
принимал самое активное и непосредственное участие в декабристской жизни,
обсуждениях в тайных обществах, в критике правительства, поэтому тяжело
переживал разгром кишинёвского кружка декабристов (1822) и следствие против
Орлова. Эти события вызвали перемены в административном устройстве юга России:
вместо генерала Инзова начальником края был назначен М.С.Воронцов, местом пребывания его канцелярии — Одесса.
В августе 1823 года Пушкин уже в
Одессе — начался один из самых сложных этапов жизни и творчества поэта. Его
мучает противоречие: вольности портового города, соблазны и безденежье, пыль,
грязь. Главным образом его мучает история с разгромом декабристского кружка,
так как он был знаком с его участниками и. следовательно, была опасность
доноса. В одесских стихах Пушкина на редкость мрачные декларации: «Кто жил и
мыслил, тот не может В душе не презирать людей» (см. также цикл стихотворений
той поры: «Свободы сеятель пустынный…», «Демон», «Недвижный страж дремал на царственном
пороге…», «Зачем ты послан был и кто тебя послал?..»).
Важное место в жизни Пушкина на юге
занимала любовь. Каролина Собаньская — красавица полька из образованной и
знатной семьи, получившая блестящее воспитание, в которую были безумно влюблены
Мицкевич и Пушкин была любовницей и политическим агентом начальника Южных
военных поселений генерала И.О.Витта (5). Романтическое
мироощущение Пушкина идеализировало всех женщин. Амалия Ризнич — двадцатилетняя
жена одесского коммерсанта, яркая красавица, экстравагантная, умерла в нищете в
1825 году в Италии. Елизавета Воронцова — жена начальника Пушкина, старше его
на 7 лет. Любовь к Воронцовой стала причиной ревности Воронцова и вызвала
осложнения по службе у Пушкина. Пушкин просит об отставке, что для опального
чиновника было равнозначно дерзости и мятежу. 8 июля 1824 года Пушкин был
уволен со службы и по приказу императора местом ссылки поэту назначена
Псковщина, село Михайловское. 1 августа 1824 года Пушкин выехал из Одессы.
СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНТИЗМА ПУШКИНА
В ЛИРИКЕ ПЕРИОДА «ЮЖНОЙ ССЫЛКИ»
Новое направление в поэзии Пушкина
проявилось уже с первого стихотворения, написанного на юге — элегии «Погасло
дневное светило...» (1820):
Погасло дневное светило
На море синее вечерний пал туман
Шуми, шуми, послушное
ветрило,
Волнуйся подо мной угрюмый океан
Я вижу берег отдаленный
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоённый…
И чувствую: в очах родились слёзы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь
И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман…
Шуми, шуми, послушное
ветрило
Волнуйся подо мной угрюмый океан <…> (II, 7-8)
Элегия содержит весь набор
характерных признаков романтического мироощущения: тоскующий беглец, покинутая
навсегда родина. Намёки на «безумную любовь», на какоё-то обман и т.д. Элегия
продолжает традицию жанра романтических «унылых» и «вечерних» элегий:
обязательный вечерний пейзаж. Закат, туман; превосходная пушкинская элегическая
звукопись: «шуми, шуми, послушное ветрило» — шум ветра, хлопающий парус, скрип мачты,
напряжённый гул паруса. Пушкин прекрасно владеет стилем романтической поэзии,
но есть в элегии именно неповторимо пушкинское — традиционные романтические
мотивы и образы не являются литературной условностью, вымыслом, они
соответствуют реальности, достоверны, обеспечены реальными событиями жизни
поэта. Обычное место героя романтической литературы на границе стихий (море,
скалы, ветер) у Пушкина действительно
было таким и поэтому образы обладают удивительной зримостью, пластичностью,
почти ощутимы. Лёжа на палубе корабля, когда под тобой волнуется море, пучина,
глядя при этом вверх в вечернее небо, слушая шум ветра и волн действительно
ощущаешь:
И чувствую: в очах родились
слёзы вновь...
Я вспомнил прежних лет
безумную любовь...
Потрясающая
достоверность образов, но вместе с тем — предельная романтичность. Герой не
просто на границе стихий, всё доведено до предела: не море, а «угрюмый океан»,
не просто берег, а горы, не просто ветер, а и ветер и туман одновременно,
причём герой не на берегу моря, а между океаном, небом и твердью; кроме того на
границе дня и ночи. А также между «безумной любовью прежних лет» и «дальними
пределами». Романтическая лирика Пушкина — уникальное проникновение жизни в
поэзии и поэзии в жизнь.
Элегия «Погасло дневное светило...»
была первым стихотворением нового периода пушкинского творчества и началом так
называемого «крымского цикла» элегий:
1. «Погасло дневное светило…», 1820.
2. «Редеет облаков летучая гряда…», 1820.
3. «Кто видел край, где роскошью природы…», 1821.
4. «Мой друг, забыты мной следы минувших лет…», 1821.
5. «Простишь ли мне ревнивые мечты…», 1823.
6. «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла…», 1824.
7. «К морю», 1824.
Последние
две элегии написаны в Михайловском, но они «органично входят в цикл как
замыкающие звенья» (6). В этих текстах Пушкин
использует поэтические открытия Жуковского в жанре элегии, созданные им
жанровые модусы: «любовная элегия». «элегия-исповедь». «пейзажная элегия»,
«элегия-воспоминание», «элегия-раздумье». «Редеет облаков летучая гряда…»
(1820) — пример пейзажной элегии Пушкина:
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и чёрных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где всё для сердца мило,
Где стройны тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и древний кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень —
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла. (II, 23)
Пейзаж
не только условно-литературный, но и вполне реальный, узнаваемый. В письме к
брату Пушкин писал: «Жалею, мой друг. Что ты со мною вместе не видал
великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре,
кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил
со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и
Змеиной <...> Морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в
Юрзуф <...> Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе посылаю
<...> Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами
и кипарисами <...>» (X, 17-18). Именно это
свойство пушкинских элегических пейзажей (достоверность) позволило Пушкину
создать синтетический жанр интимной элегии на основе элегии пейзажной. Пушкин
стремится создать элегию, сочетающую в себе любовную, пейзажную, воспоминание,
исповедь. Единство всех художественных элементов достигается при помощи пейзажа,
как, например, в элегии «Ненастный день потух…» (1824): лирическое переживание
изображено в движении от угасания «ненастного дня» к мраку «ненастной ночи», а
затем постепенное просветление:
Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
Луна туманная взошла…
Всё мрачную тоску на душу мне наводит.
Далеко, там, луна в сиянии восходит;
Там воздух напоён вечерней теплотой;
Там море движется роскошной пеленой
Под голубыми небесами… (II, 187)
«Крымский
цикл» элегий Пушкина показывает его стремление к крупным поэтическим формам,
которые позволят изобразить сложные и длительные переживания героя, и которые,
вместе с тем, обладают способностью проникать глубоко в тайны сердца героя (что
уже удаётся в жанре элегии).
Стремление выразить полноту душевных
переживаний, пока не нашло адекватных форм, реализовывалось у Пушкина в разных
лирических жанрах. Разнообразие лирики объединялось образом автора — и в
поэзии, и в жизни ведущего себя романтически. Романтическое мироощущение
Пушкина в те годы характеризуется двойственным пониманием своего «удаления» из
Петербурга: бегство и изгнание. Эти два противоположных ощущения породили два
поэтических мира: байронические стихи и «овидиевы» (7).
Байронический цикл
представлен элегией «Погасло дневное светило…», элегиями на те же мотивы
(«неверные друзья», «любви напрасной», «прежний жар» и проч.) «Мне вас не жаль,
года весны моей…», «Узник». Наиболее полно такое мироощущение представлено в
стихотворении «Наполеон» (1821; II, 57-58), написанном по
поводу смерти императора. Наполеон изображён как беглец от мира людей. «Овидиев
цикл» представлен стихотворением «К Овидию» (1821, II, 62). Пушкин строит образ
лирического героя в противовес Овидию — он не желает обращаться к царю за
милостью и принимает изгнание твёрдо и решительно. Если герой-беглец строился
на скрещивании байронической традиции и «унылой» элегии, то герой-изгнанник
возникал в традиции дружеского послания. Кроме «К Овидию» тема изганания
реализована в послании «Чедаеву» («В стране, где я забыл тревоги прежних лет…»,
1821; II, 47-49), где она решается как забвение героем «тревоги прежних лет».
Послание к «Чаадаеву» было одним из задуманного цикла посланий
Пушкина-изгнанника друзьям; в этом цикле намечалась новая поэтическая форма,
где был бы изображен одинокий герой и мир, романтический конфликт героя и мира.
Сложный внутренний мир переживаний
Пушкина требует всё новых и новых форм — вот почему в лирике периода «южной
ссылки» так много поэтических экспериментов. В кишиневские годы Пушкин написал
несколько стихотворений в непривычных для него жанрах, например, романс «Чёрная
шаль» (1820; II, 16-17).
Цитировать. Сравнить с «Мщением» Жуковского
Необычен
размер, подобные двустишия встречались разве что в балладах Жуковского. Таким
образом, Пушкин исследует возможность жанра баллады, экспериментирует с ним:
избавляет от фантастики и тем самым яснее обнажает драматическую суть
балладного конфликта героев.
К балладной (лиро-эпической)
традиции Пушкин обращается и в «Песни о Вещем Олеге» (1822; II,
100-102). Отказавшись от балладной фантастики, Пушкин усилил драматизм
отношения человека с миром. Человеку предстоит жизнь с неумолимыми,
непостижимыми закономерностями, причём необъяснимыми, непостижимыми. «Песнь о
Вещем Олеге» отразила эволюцию мироощущения Пушкина на юге: сложный синтез
ощущений себя беглецом-изгнанником побуждал Пушкина внимательно исследовать и
собственные переживания, и взаимоотношения с внешним миром, что вело его к
открытию необъяснимого противостояния человека и мира, противостояния
неизбежного, непонятного, иррационального по сути. Пушкин приближался к
кризису, который наступил в 1823 году.
Два мира — человек и внешний мир
(народ, время, история) — вдруг оказались трагически разорванными, безнадежно
разделенными. В стихотворении «Демон» (1823; II, 144):
<…> Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня <…>
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
С
таким взглядом на жизнь надеяться на гармонию с внешним миром уже не приходится.
Кроме того, внешний мир (например, народ) столь же безнадёжно равнодушен к
отдельной личности, о чем говорится в стихотворении того же года «Свободы
сеятель пустынный…» (II, 145):
Паситесь мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Это
был кризис романтического мироощущения, кризис двоемирия, который будет решён
уже в иное время, в следующие за «южной ссылкой» годы.
ПРОБЛЕМА ГЕРОЯ И ЖАНРА РОМАНТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ
В «ЮЖНЫХ» ПОЭМАХ ПУШКИНА
Поэма «Кавказский пленник»
(1821; IV, 81-105) возникла из лирики Пушкина периода пребывания на Кавказе, в
Крыму, в Кишинёве и Одессе. Сохранились пять редакций текста поэмы (от
черновиков до чистого текста), которые тщательно изучены пушкинистами (8). Исследования показали, что в первоначальном
варианте поэма начиналась с эпизода пленения героя, причем ясно говорится, что
он пленён не в бою как русский офицер, а был простым путником, странником
(«слабый питомец нег»). Черновики непринципиально отличаются от чистовых
редакций поэмы, поэтому можно утверждать, что герой «Кавказского пленника» в
представлении Пушкина именно путник:
Отступник света, друга природы
Покинул он родной предел
И в край далёкий полетел
С весёлым призраком свободы.
Следовательно,
Пушкин явно желал придать герою собственные черты. На это указывают и стихи
«Посвящения» поэмы:
Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем;
Я жертва клеветы и мстительных невежд;
Но, сердце укрепив свободой и терпеньем,
Я ждал беспечно лучших дней…
Наконец,
есть и более прямые указания на сходство Пушкина и его героя:
Ты здесь найдёшь воспоминанья,
Быть может милых сердцу дней,
Противуречия страстей,
Мечты знакомые, знакомые страданья
И тайный глас души моей.
Итак,
Пушкин явно проецирует на себя образ «пленника», общим для них являются
«противуречия страстей»; однако неверно было бы полностью отождествлять их.
Пушкин в письме к В.П.Горчакову
(октябрь-ноябрь 1822 г.) писал следующее: «Характер Пленника неудачен; доказывает
это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нём хотел
изобразить это равнодушие к жизни и к её наслаждениям, эту преждевременную
старость души, которые сделались отличительными чертами молодёжи 19-го века» (9). Следовательно, «пленник» — этот образ
обобщённый, образ «героя романтического стихотворения». Он происходит не из
облика самого Пушкина, а из его лирического героя, уже знакомого нам по
крымскому циклу элегий, по теме изгнания-бегства в южной лирике поэта.
Лирическое происхождение героя поэмы
побудило Пушкина отказаться от определения «поэма» и предпочесть название
«повесть». Принято однако говорить о «романтической поэме», своеобразие которой
заключается в сочетании лирического и эпического. «Кавказский пленник» построен
так, что даёт основание видеть жанровые признаки поэмы: есть эпический сюжет
(плен и бегство героя, самоубийство черкешенки), есть действующий герой —
именно он находится в центре внимания. Автор, казалось бы, отступает вглубь
текста и не позволяет себе лирических отступлений или, тем более, иронических
комментариев (как в «Руслане и Людмиле»). И всё же «Кавказский пленник» не
менее «Руслана и Людмилы» поэма романтическая, насквозь пронизанная лирическим
голосом автора. Если в петербургской поэме автор-рассказчик присутствует с
помощью иронических комментариев, но в первой «южной» поэме автор
отождествляется со своим героем с помощью приёма несобственно прямой речи.
Говоря о Пленнике в третьем лице автор передаёт его мысли и чувства. Невидимый
иронический рассказчик «Руслана и Людмилы», тоскующий «изгнанник» «южной»
лирики Пушкина в «Кавказском пленнике» явился в конкретном обличье «русского»,
«европейца», «пленника», явился уже как герой.
Близость автора и героя позволила
Пушкину создать новую поэтическую форму. Которой доступны сложные
психологические явления, трагические события, «противуречия страстей». Пленник
часто говорит языком лирических стихотворений Пушкина:
Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Ещё обнимем мы не раз:
Но вы, живые впечатленья,
Первоначальная любовь,
Небесный пламень упоенья,
Не прилетаете вы вновь.
Всё
это похоже на элегического героя Пушкина, тоскующего об утраченной любви и
молодости. Но Пленник отличается от героя лирики Пушкина более сложным
характером. Он не только сосредоточен на своей тоске, но вместе с тем
обнаруживает родственность своих душевных устремлений и вольных нравов горцев.
Он
…любопытный созерцал
Суровой простоты забавы
И дикого народа нравы
В сём верном зеркале читал —
Таил в молчанье он глубоком
Движенья сердца своего,
И на челе его высоком
Не изменялось ничего;
Беспечной смелости его
Черкесы грозные дивились,
Щадили век его младой
И шёпотом между собой
Своей добычею гордились.
Пленнику
близки нравы горцев:
Меж горцев пленник наблюдал
Их веру, нравы, воспитанье,
Любил их жизни простоту,
Гостеприимство, жажду брани,
Движений вольных быстроту,
И лёгкость ног, и силу длани…
Такие
черты характера Пленника близки уже не элегическому герою Пушкина, а его
«вольнолюбивым» стихам — «Чаадаеву», «Наполеон», «Кинжал» и др.
Синтезируя отдельные настроения
лирики, Пушкин создал более сложный и более психологически достоверный
характер. Пленник не просто поддаётся романтическим настроениям, он в самом деле охладел к любви, окаменел
душой, в самом деле разочарован и т.д. Пленник хладнокровно отнёсся к смерти
«черкешенки», его спасительницы:
Всё понял он. Прощальным взором
Объемлет он последний раз
Пустой аул с его забором… (IV, 99)
По
поводу этого эпизода читатели высказывали неудовольствие, всем хотелось
счастливой развязки. Но в том и художественная сила поэмы, что романтизм
Пленника не в его настроениях, а в сути его характера, романтизм порождает не
только романтические чувства и мысли, но и реальные поступки. Такой герой был
новым и непривычным для читателя. Пушкин иронически отвечал читателям, желавшим
счастливой развязки, в письме П.А.Вяземскому от 6 февраля 1823 г.: «Другим
досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать мою Черкешенку — да,
сунься-ка; я плавал в кавказских реках, — тут утонешь сам, а ни чорта не
сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в Черкешенку —
он прав, что не утопился». В «Кавказском пленнике» в русской литературе явился
новый герой, герой своего времени и новый жанр «лирической поэмы»,
«романтической поэмы» (10).
Небольшая
поэма «Братья-разбойники» (1822; IV,125-130) является отрывком
из незавершённой поэмы Пушкина о разбойниках, в которой сюжет задуман был такой:
разбойники грабят купеческий корабль и похищают дочь купца, которая достаётся
атаману, однако из-за этого наложницы атамана ревнуют, сходят с ума, умирают;
атаман в итоге пускается во все злодейства, тогда некий есаул предаёт его;
эпизод о братьях-разбойниках начинал поэму, а сама поэма наполняла драму
братьев событиями их жизни. Поэма «Братья-разбойники» и есть начало
незавершённой поэмы.
Замечателен сам замысел поэмы.
Пушкин, создав в «Кавказском пленнике» характер романтического героя, теперь
намеревался показать всю сложность взаимоотношений таких характеров. Однако
преимущественно лирическое начало поэмы мешало решить такую задачу, поэтому
появилась поэма «Братья-разбойники», которая показала уже знакомого нам
романтического героя, хотя и в ином обличье.
Стоит особо отметить образ
прикованных друг к другу братьев, спасающихся, переплывающих вместе через реку.
Пушкина критиковали за недостоверность этого образа, но совершенно напрасно —
такой случай произошёл в 1820 году в Екатеринославе. Реальное происшествие было
осмыслено Пушкиным в стиле романтической поэзии: внутренние «противуречия
страстей», мучившие самого поэта и его героев («пленника»), теперь явились в
зримом и поразительно-убедительном образе скованных братьев, обречённых друг на
друга, на эти трагические узы, мешающие бежать. Не внешний мир в лице стражи
является источником драматизма, а именно основы братьев — их вынужденный союз
является причиной драматизма. Этот образ явился очередным этапом в раскрытии
сложного. Противоречивого, трагического характера романтического героя.
Среди драматичных
«южных» поэм Пушкина «Гавриилиада» (1821; IV, ) выглядит странной,
лишней, случайной («лежит в стороне от большой дороги романтических лет» (11)). Конечно, весёлое кощунство над
библейскими сюжетами о грехопадении первых людей и о непорочном зачатии девы
Марии далеко от трагических страстей «Братьев-разбойников». Вероятно,
«Гавриилиада» нужна была Пушкину как повторение опыта поэмы-беседы «Руслан и
Людмила» с её образом иронического автора. Именно такова субъектная организация
«Гавриилиады». Кроме беспечных и хитрых персонажей поэмы (Мария и Гавриил) есть
наивный повествователь-проповедник, всерьёз излагающий эту забавную историю, но
есть и автор, иронизирующий и над героями. и над повествователем. Значение
«Гавриилиады» следует искать не в образах героев (они заведомо шутливые), а в
попытке создания новой поэтической формы, где не только герой «раздвоен» (как в
«Братьях-разбойниках»), и «раздвоен» авторский голос на наивно-серьёзного
повествователя и иронического рассказчика. Шёл поиск диалогических форм
повествования.
Поэма
«Бахчисарайский фонтан» (1823; IV, ) продолжает поиски Пушкина в жанре романтической поэмы.
Романтическая тема в творчестве Пушкина получила два различных варианта: есть
героический романтический герой («пленник», «разбойник», «беглец»),
отличающийся твёрдой волей, прошедший через жестокое испытание бурными
страстями, и есть страдающий герой, в котором тонкие душевные переживания
несочетаемы с жестокостью внешнего мира («изгнанник», «узник»). Страдательное
начало в романтическом характере теперь приобрело у Пушкина женское обличье.
«Бахчисарайский фонтан» разрабатывает именно этот аспект романтического героя.
В «Кавказском пленнике» всё внимание
было уделено «пленнику» и очень мало «черкешенке», теперь наоборот — хан Гирей
фигура не более чем мелодраматическая, а действительно главным героем является
женщина, даже две — Зарема и Мария. Найденное в предыдущих поэмах решение
двойственности героя (через изображение скованных братьев) Пушкин использует и
здесь: страдательное начало изображено в лице двух персонажей — ревнивой,
страстно влюблённой Заремы и печальной, утратившей надежды и любовь Марии. Обе
они являются двумя противоречивыми страстями романтического характера:
разочарование, уныние, безнадежность и одновременно душевная пылкость, накал
чувств; противоречие решается в поэме трагически — смерть Марии не принесла
счастья и Зареме, поскольку они связаны таинственными узами. Так и в
«Братьях-разбойниках» смерть одного из братьев навсегда омрачила жизнь другого.
Однако, справедливо отметил
Б.В.Томашевский, «лирическая замкнутость поэмы определила и некоторую скудость
содержания… Моральная победа над Заремой не приводит к дальнейшим выводам и
размышлениям… «Кавказский пленник» имеет ясное продолжение в творчестве
Пушкина: и Алеко, и Евгений Онегин разрешают… вопросы, поставленные в первой
южной поэме. «Бахчисарайский фонтан» такого продолжения не имеет…» (12).
«ЦЫГАНЫ» КАК ЭТАП ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ПУШКИНА
Пушкин работал над поэмой с января
1824 года до октября, то есть закончил уже в Михайловском. Герои и события во
многом напоминают «Кавказский пленник». Такой же герой-европеец, попадающий в
среду почти первобытного племени. И здесь вторжение его в жизнь этого племени
влечёт за собой гибель героини. И здесь страсти героя — источник катастрофы. Но
есть заметные различия и в системе персонажей (отец Земфиры), и в
характеристике героев, и в их взаимоотношениях, но главным образом изменилась
постановка проблемы и её трактовка.
Герои. Алеко, как и Пленник, имеет
сходство с автором, что подчёркнуто в имени героя, но и здесь, как в
«Кавказском пленнике», задача автора не в самохарактеристике, а в изображении
«героя времени».
В отличие от Пленника Алеко не
стремится бежать, так как изгнан из общества и возвращение невозможно, кроме
того, именно здесь, в цыганском таборе, он нашёл свою свободу. О прошлом героя
не сообщается, но воображение читателя намеренно возбуждается глухими намёками
о страшной душевной драме. Алеко по сравнению с Пленником более эгоистичен,
индивидуалистичен, мстителен, ревнив.
Изменился характер героини.
Идеальные черты черкешенки, пожертвовавшей собой ради любви, совершенно
отсутствуют в образе Земфиры, гораздо более земной.
Появился старый цыган — резонёр, если
проводить аналогии с драмами XVIII века, хотя Пушкин придал
ему некоторые психологические черты.
Композиция. Членение поэмы не по
песням или главам. Перед нами отрывки, никак не озаглавленные, по сути —сцены.
Почти нет авторского голоса, нет рассказа о событиях; герои реализуют себя в
драматических монологах, сценах..
Конфликт. Пушкин показывает беглеца,
который не хочет возвращаться! Ему хорошо с вольными цыганами. Пушкин
изображает цыган именно в проявлениях их дикой вольности, то есть цыгане воплощают
собой некую идею общественного устройства и поведения. Как и Алеко.
Алеко показан с весьма неясным
прошлым, зато точно известно, что он весь во власти страстей:
Но боже! Как играли страсти
Его послушною душой!
С каким волнением кипели
В его измученной груди!
Давно ль, надолго ль усмирели?
Они проснутся: погоди!
В
поэме противопоставлены мир страстей и идеальный первобытный уклад жизни.
Представление о первобытном обществе
строились более по поэтическому мифу о золотом веке. Эпоха просвещения,
напротив, понималась как порочное общество людей. Разница двух миров не в том,
что отношения в первобытном обществе строятся как война против всех, а в
просвещенном обществе человек предаётся своим страстям, которые извращают
здоровые инстинкты первобытных людей.
Конечно, Пушкин не предлагает
отказаться от образованного общества и двигаться истории вспять, он не ставит
идеалом примитивное сознание. Он предлагает решение проблемы страстей — всё
спасение в разуме, в мудрости, которая в поэме является в образе старого цыгана
(ограничить безудержные страсти ясностью ума. Ср. подобное же решение темы
свободы как сочетания воли и законов). Однако мудрость старого цыгана не спасла
Алеко от трагического финала: он уходит. Вынужден уйти, его изгнали и отсюда.
Так Пушкин показал трагическое
положение современного человека, которому 1) невозможно жить в обществе
«образованного разврата» и 2) невозможно бежать из этого общества, так как
нигде он не сможет прижиться со своими необузданными страстями. «Цыганы» — не
только последняя из «южных» поэм
Пушкина, но и завершающая, самая зрелая. «Этой поэмой он исчерпал
романтическую тему, доведя её до последнего выражения…» (Б.В.Томашевский) (13).
В итоге романтических поисков Пушкин пришёл к новому
типу героя (уже не лирическому) — герой как персонифицированный образ некой
«среды». Теперь пушкинский герой является не индивидуальным характером (как
Пленник), теперь его поведение определяется более масштабным характером среды
(как Алеко — «представитель» образованного общества, среды страстей; как
Земфира — «представитель» дикого общества со здоровыми инстинктами). Однако всё
ещё сохраняется главный герой, представляющий свою среду, но оторвавшийся от
неё, и второстепенные герои, живущие в своей среде (герои лирические и эпические).
Далее Пушкину предстояло уравнять главных и второстепенных героев, чтобы
обнаружить столкновение не личностей, а самих «сред», исторических сил. Это
началось в «Цыганах» и произойдёт в «Борисе Годунове».
2.
Коровин
В.И. Романтизм в литературной теории
Пушкина // История романтизма в русской литературе. – М.: Наука, 1979. –
С.3-16.
1.
К
тому времени «два гения романтической Европы: Байрон и Наполеон — закрепили эти
представления. Первый — тем, что разыграв свою личную жизнь на глазах у всей
Европы, превратил поэзию в цепь жгучих автобиографических признаний, второй —
показав, что сама жизнь может напоминать романтическую поэму» (Лотман Ю.М.
А.С.Пушкин. Биография писателя. – Л., 1983. – С.54.)
2.
Лотман
Ю.М. А.С.Пушкин. Биография писателя. – Л., 1983. – С.55.
3.
См.
об этом: Лотман Ю.М. А.С.Пушкин. Биография писателя. – Л., 1983. – С.71-73.
4.
Лотман
Ю.М. А.С.Пушкин. Биография писателя. – Л., 1983. – С.87.
5.
См.:
Якобсон Р. Тайная осведомительница, воспетая Пушкиным и Мицкевичем // Работы по
поэтике. – М.: Прогресс, 1987. – С.241-253.
6.
Григорьян
К.Н. Пушкинская элегия. – Л.: Наука, 1990.. – С.123.
8.
Томашевский
Б.В. – С.23-30; Селиванова С.Д.
9.
Пушкин
А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти томах. – Т.X. – Л.: Наука, 1979. – С.42.
10. «Кавказский пленник» может
быть прочитан как изображение конфликта
между живым и мёртвым временем. Пленник попал в некий аул (аид), где
время мертво, ничего не происходит; его спасает некий ангел-хранитель, Пленник
бежит, пересекая некую реку — реку забвения и возвращается к жизни. Он побывал
в ином мире, царстве мёртвых. Этот мотив имеет мощную традицию в мировой
литературе, проследить этот мотив в поэме Лермонтова — интересная
исследовательская задача.
11.
Томашевский
Б.В. Указ. соч. – С.61.
12.
Томашевский
Б.В. Указ. соч. – С.127.